Читать отрывок

подругу, но сама была несколько встревожена тем, что её вызывают ещё раз. А действительно, отпустили ли месье Виктора? Хотя почему она переживает? Да и за что его задерживать? После закрытия бутика Ясмин вызвалась её подвезти, сказав, что будет ждать на улице и не уедет, пока Софи не выйдет. В кабинете, за
столом, на месте молодого человека, опрашивавшего Софи, сидел мужчина средних лет, лысый, с крепкой шеей и широкими плечами. Уже знакомый парень сидел сбоку, на стуле.
— Добрый день, мадмуазель Синдерель. Меня зовут Жорж Клеман, я из отдела по борьбе с организованной преступностью и особо опасными преступлениями.
Софи посмотрела на парня, сидевшего сбоку, но он молчал и только кивнул головой.
— Чем обязана такому интересу?
— Интерес, мадмуазель Синдерель, рождается из непонятного, а вам ничего не показалось странным?
— До встречи с вами — нет. Теперь да. Я видела, как мужчину атаковали трое людей, он дал отпор, и, когда приехала полиция, я посчитала, что мой гражданский долг сообщить обо всех обстоятельствах, чтобы не

— Ясмин, ты алжирка. Ты что, не любишь своих соплеменников?
— Мои родители были алжирцы, к тому же не арабы, а кабилы, а я француженка и ненавижу приезжих, которые не признают культуру Франции и ведут себя, не уважая наших французских законов и обычаев. Если бы французские мужчины давали физический отпор арабским хулиганам, как это сделал месье Виктор, то арабы уважали бы Францию. Можешь мне поверить, я их знаю! Ты очень хорошо сделала, что рассказала полиции, как всё было! Здесь можно угодить в тюрьму, даже защищаясь. Надеюсь, что месье Виктора отпустили?
— Я не знаю.
— Как, ты его не подождала?
— Я не могла его ждать. Я сказала в полиции, что я с ним незнакома.
— Почему? Ой, какая же я дура. Я выдала тебя. Ой, что делать?
— Не переживай, ты не знала и сказала правду. Сейчас
я тоже думаю, что и мне надо было говорить правду, но ничего страшного. — Софи как могла успокаивала

26

26

по-прежнему держа в руках нож. Виктор поднял поло и проверил свой бок. Кровь шла обильно, заливая брюки, но рана была сбоку, не проникающая в брюшную полость. Снял летний пиджак и поло. Вновь надев пиджак на голое тело, свернул поло и прижал к порезу. На другой стороне переулка несколько человек магрибской внешности держало черноволосого и смотрело на Виктора. Неподалёку от них молодая девушка что-то эмоционально говорила пожилой даме. Виктор посмотрел на двоих лежащих и крикнул через улицу на арабском державшим черноволосого:
— Позвоните в амбуланс. Одного можно спасти. Магрибцы некоторое время растерянно смотрели на Виктора, потом один из них, оглянувшись на товарищей, пошёл к Виктору:
— Уже позвонили, — сказал он на французском, подойдя. Посмотрел на лежащих и добавил: — В полицию тоже позвонили.
Русый в помощи, очевидно, не нуждался. Он лежал на спине во весь рост с открытыми, остекленевшими глазами, с головой в большой луже крови. Дыхания не было. Рыжий — тоже на

— самое сильное оскорбление. Рыжий двинул ножом в грудь Виктора, скорее всего, желая напугать, а не ударить. Виктор отскочил на пол шага. Улыбнувшись, сказал:
— Что, боишься? У меня предложение есть.
— Какое предложение? — оторопело спросил рыжий.
— Простое. Вы кладёте ножи на землю. Стоите смирно, опустив руки. Я побью вас не сильно. Потом, когда вы извинитесь, поговорим.
— А-а! — закричал русоволосый, кинувшись с ножом, целя в грудь.
Подставив левую ладонь кисти противнику с ножом, Виктор, одновременно делая шаг правой ногой вперёд, ударил локтем правой руки, направляя удар в шею, но попал в челюсть. Голова дёрнулась и русый полетел на тротуар. «Хорошо. Не умрёт», — подумал Виктор и услышал хруст от удара головы
о тротуарное покрытие. «Умрёт», — на долю секунды взглянул на лежащего, тут же увидел бросок рыжего и, почувствовав ожог в боку, ударил его кулаком в переносицу. Рыжий упал, захрипев. Черноволосый побежал через улицу и остановился на другой стороне,

провоцируя засмеялся:
— Сколько войн выиграли?
— Что? — удивлённо спросил рыжий. — Что ты сказал, ишак?
— Ишак не я. Ишак — кто на вопрос вместо имени нацию называет. Ишак — кто сам не воевал, а предками гордится. Ишак — кто не понимает, что, проиграв войну, стыдиться надо, а не гордиться. — Трое удивлённо смотрели на Виктора. — Вы не ишаки, нет, — сказал Виктор, — вы извращенцы.
— Что? — спросил русый.
— Извращенцы, — повторил Виктор.
В этот момент он понял, что может предотвратить действия. Что если продолжит активно наступать словами, одновременно призывая к благоразумию, если даст шанс этим молодым придуркам выйти из ситуации с возможностью оправдать себя, то всё обойдётся взаимными угрозами и попытками договориться. Понял, но не хотел. Не хотел давать шансов. — Извращенцы значит петухи, пидоры. Вы трусы, — провоцировал Виктор, зная, что назвать трусом молодого чеченца

— Значит, на мой вопрос, кто вы, вы не хотите отвечать? А меня вы не спутали? Может быть, это недоразумение?
— Ты чего, ишак, запутать нас хочешь? — вмешался подошедший вплотную рыжий.
Оглянувшись, Виктор увидел, что хотя людей было мало, но, возможно, они стояли под камерами. Скорее всего, банкоматы должны находиться под камерами. Сделал резкий шаг в сторону и, отбежав за угол, встал в переулке. Всё трое кинулись за ним. Виктор поднял руки, как бы прикрываясь и останавливая. Двое, русый и рыжий, подбежавшие первыми, вынули из-за
спин ножи. Не складные, а большие, с длинными, широкими лезвиями. Стали по две стороны от Виктора, чтобы не дать ему убежать. Третий на краю тротуара, чуть позади, оглянувшись, тоже вынул нож.
— Ты чего забегал? Испугался уже? — спросил Рыжий.
— Ребята, я же говорю, я не знаю вас. Кто вы? — спросил Виктор, выбирая момент для атаки.
— Мы же сказали, мы чеченцы. Вы нам войну объявили. Мы войны не боимся. Мы сотни лет воюем.
Виктор, сжавшись внутри, готовый к отражению,

свободу у других, но большинство примеров заставляет задуматься. Возможно, лишь потому, что люди идут более лёгким путём.
— Думаю, главное, чего не учли в Советском Союзе, что если средства производства принадлежат государству, то кто будет рисковать? — сказал Виктор. — Я читал, что в 1944 году Муссолини хотел передать заводы и фабрики рабочим, но итальянские рабочие проголосовали против. Они предпочитали требовать и получать зарплату, чем терять, надеясь на большее.
— Да, интересно и неоднозначно, — сказал Ахмад. — Но сейчас я хочу перейти к тому конкретному, зачем я пригласил Виктора. Перед этим скажу коротко: вопрос по открытию бутика в Москве решён. На должность представителя фирмы и директора мной рекомендована Софи Синдерель, и мои партнёры, Арнольд Бертран и его супруга, высказали полное согласие. Они знают её и так же, как все, высокого мнения о её способностях. Осталось получить её согласие, и, разумеется, Виктор, просьба к вам — помочь в поиске места для бутика, рекламы, прессы и всего, что сможете.

стран. Разумеется, ни о каком равенстве между местными и приезжими нет речи, хотя большинство из приезжих тоже мусульмане. С другой стороны, я американец. Американская нация складывалась как нация свободных людей. В Америку плыли именно в поиске свободы и новых возможностей. Виктор с улыбкой прервал Ахмада:
— В обществе свободных людей, в построении государства, объявившего свободу высшей ценностью, оказались необходимы рабы, которых стали завозить из Африки. — Ахмад повосточному протянул Виктору ладонь, по которой тот хлопнул своей ладонью.
— Именно это я хотел сказать. Как только люди стали свободными, им потребовались рабы.
— Есть ещё история, — со смехом сказал принц. — В двадцатые годы девятнадцатого века рабы из Соединённых Штатов основали государство в Африке, которое провозгласили свободным государством свободных людей и назвали Либерия, от «Liber», то есть свобода. Понятно, что сразу же бывшие рабы из Америки сделали рабами местных.
— Не знаю, можно ли быть свободным, не отнимая

329

329

328

328

215

215

разъяснения, в чём принципиальная разница, но звучало более гордо.
— Я думаю, что разница в том, что рабочий не принадлежит частному лицу и может отказаться, — медленно проговорил Виктор.
Принц тоже помедлил, задумался, потом сказал:
— Наверно. Я хочу сказать о другом, Советский Союз пытался построить не общество равных возможностей, а общество равных людей. Люди за несколько поколений отвыкли от страха оказаться нищими и голодными, как и привыкли к тому, что не могут стать очень богатыми. Страх и стремление к богатству — два основных стимула деятельности — были сведены к минимуму. Всеобщее достаточно хорошее образование, внушаемая гордость и отсутствие голода, скорее тормозили экономику, чем развивали. Что скажете вы, Ахмад? Ахмад улыбнулся:
— Я не так хорошо знаю историю, как вы, принц. Как саудовец скажу, что в исламе заложено стремление к равенству всех мусульман и запрет национализма. Сейчас Саудовская Аравия, как и многие арабские страны, достаточно богата, и работать в обслуживании и на тяжёлых работах приезжают из других

и Соединённые Штаты, в том числе и на работу самой высшей квалификации, но 90 процентов индийцев не понимают и не задумаются никогда, с чем пить красное вино, и даже не думают, сколько может стоить одежда, которую шьют в Индии и продают в бутиках Парижа. Вы жили в удивительной стране, в которой люди всегда всем интересовались. Пусть никогда не видели многого, не понимали, но хотели видеть и знать.
— Он помолчал, а потом вдруг сказал:
— Возможно, этот грандиозный эксперимент, который пытались осуществить в вашей стране, был необходим человечеству как пример того, что общество должно быть разделено на касты и плохо функционирует при всеобщем равенстве.
— Уловив вопросительный взгляд Виктора, продолжил:
— Я интересовался историей Советского Союза. Вы помните, вернее, знаете, Виктор, какие первые слова писали при ликвидации безграмотности?
— Да, вспомнил, — сказал Виктор. — Мы не рабы, рабы не мы.
— Именно так! — подхватил принц. — Они все объявили себя не рабами, а рабочими. Никто особо не вдавался в

214

214

пострадал невиновный, которым я считаю этого мужчину. Странно, что это незначительное происшествие вызвало интерес спецслужб.
— Мадмуазель Синдерель, почему вы не сообщили, что знаете Виктора Барраса, и не рассказали, какие у вас с ним отношения?
— Я сообщила только то, что знала и видела точно, имя и фамилию этого человека я услышала впервые от вас. Мне казалось, что я где-то видела его, но я не могла высказывать свои предположения в полиции, тем более что не была в этом уверена.
— Ваша напарница считает, что вы очень хорошего мнения о Викторе Баррасе.
— Моя напарница, видимо, очень хорошего мнения о нём и переносит это на меня автоматически. Я его не запомнила. Просто клиент, один из клиентов.
— Я понял, мадмуазель, вы скрыли то, что знаете Виктора Барраса, чтобы выглядеть нейтральной свидетельницей, а теперь заняли оборонительную позицию.
— Думайте, как вам угодно. Я уже всё сказала.
— Мадмуазель мне жаль, что у нас не получается

27

откровенный разговор. Я никак не могу поверить, что мужчина, пользующийся невероятным, я бы сказал, гипнотическим успехом у женщин, не запомнился вам.
— Месье офицер, не хочу, чтобы вы приняли это на свой
счёт, но меня не интересуют мужчины его возраста. Я запомнила этого месье сейчас, потому что он сделал то, что должны всегда делать французские мужчины.
— Что вы имеете в виду, мадмуазель? Французским мужчинам надо устраивать драки на улицах и калечить людей, как это сделал Виктор Баррас?
— Моя напарница говорит, что арабские хулиганы ведут себя так нагло потому, что французы не дают им отпор.
— Это высказывание, мадмуазель, откровенно расистское и вашу напарницу можно привлечь к ответственности.
— Вряд ли, месье офицер. Мою напарницу зовут Ясмин Кадири. Она алжирка и мусульманка.
Офицер пристально посмотрел на Софи. Улыбнулся.
— Мадмуазель, я абсолютно убеждён, что вы не имели никакого плохого умысла, защищая этого иностранца. Из нашей

27

Отзывы